Неточные совпадения
— Чувство мое не может измениться, вы знаете, но я прошу не ездить, умоляю вас, — сказал он опять по-французски с
нежною мольбой в
голосе, но с холодностью во взгляде.
— Да, как видишь,
нежный муж,
нежный, как на другой год женитьбы, сгорал желанием увидеть тебя, — сказал он своим медлительным тонким
голосом и тем тоном, который он всегда почти употреблял с ней, тоном насмешки над тем, кто бы в самом деле так говорил.
Левин не верил своему слуху, но нельзя было сомневаться: крик затих, и слышалась тихая суетня, шелест и торопливые дыхания, и ее прерывающийся, живой и
нежный, счастливый
голос тихо произнес: «кончено».
О нет! не правда ли, — прибавила она
голосом нежной доверенности, — не правда ли, во мне нет ничего такого, что бы исключало уважение?
Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным
голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек».
Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной
нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый
голос...
Слышу я
голос твой,
Нежный и ласковый,
Значит — для
голосаДеньги вытаскивай…
Андрей подъехал к ней, соскочил с лошади, обнял старуху, потом хотел было ехать — и вдруг заплакал, пока она крестила и целовала его. В ее горячих словах послышался ему будто
голос матери, возник на минуту ее
нежный образ.
— Ах, Андрей, — сказал он
нежным, умоляющим
голосом, обнимая его и кладя голову ему на плечо. — Оставь меня совсем… забудь…
— Несчастлива! — с упреком повторила она, остановив его в аллее. — Да, несчастлива тем разве… что уж слишком счастлива! — досказала она с такой
нежной, мягкой нотой в
голосе, что он поцеловал ее.
— Матушка, матушка! —
нежным, но сиплым
голосом говорил, уже входя в кабинет, Опенкин. — Зачем сей быстроногий поверг меня в печаль и страх! Дай ручку, другую! Марфа Васильевна! Рахиль прекрасная, ручку, ручку…
— Но… — начал он опять
нежным дружеским
голосом, — я вас люблю, кузина (она выпрямилась), всячески люблю, и больше всего люблю за эту поразительную красоту; вы владеете мной невольно и бессознательно. Вы можете сделать из меня все — вы это знаете…
И вдруг Макар Иванович, все еще бледный, с трясущимся телом и как бы еще не опомнившись, повернулся к Лизе и почти
нежным, тихим
голосом проговорил ей...
В самом деле, тонкий,
нежный, матовый цвет кожи, голубые глаза, с трепещущей влагой задумчивости, кудри мягкие, как лен, легкие, грациозно вьющиеся и осеняющие
нежное лицо;
голос тихий.
Он говорил то
нежным, вкрадчивым
голосом, переступая с ноги на ногу, глядя на присяжных, то тихим деловым тоном, взглядывая в свою тетрадку, то громким обличительным
голосом, обращаясь то к зрителям, то к присяжным.
— В прошлый раз еще лучше выходило, — заметил женский
голос. — Вы спели про корону: «Была бы моя милочка здорова». Этак
нежнее выходило, вы, верно, сегодня позабыли.
— А я только и ждала за занавеской, что вы позовете, — произнес
нежный, несколько слащавый даже, женский
голос.
— Простите, — сказал Дубровский, — меня зовут, минута может погубить меня. — Он отошел, Марья Кириловна стояла неподвижно, Дубровский воротился и снова взял ее руку. — Если когда-нибудь, — сказал он ей
нежным и трогательным
голосом, — если когда-нибудь несчастие вас постигнет и вы ни от кого не будете ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего — для вашего спасения? Обещаетесь ли вы не отвергнуть моей преданности?
Небольшая ростом, высохнувшая, сморщившаяся, но вовсе не безобразная старушка обыкновенно сидела или, лучше, лежала на большом неуклюжем диване, обкладенная подушками. Ее едва можно было разглядеть; все было белое: капот, чепец, подушки, чехлы на диване. Бледно-восковое и кружевно-нежное лицо ее вместе с слабым
голосом и белой одеждой придавали ей что-то отошедшее, еле-еле дышащее.
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою
нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется, и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой
голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
Голос у него был тоже нетвердый,
нежный…
Из этого описания видно, что горлинки похожи перьями и величиною на египетских голубей, [С которыми весьма охотно понимаются] даже в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише,
нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет свое замечательное место в общем хоре птичьих
голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
— Пусто стало, — говорила дрожащим
голосом Полинька, относя к комнате внутреннюю пустоту своей
нежной натуры, у которой смерть отняла последний предмет необходимой живой привязанности.
И разве он не видал, что каждый раз перед визитом благоухающего и накрахмаленного Павла Эдуардовича, какого-то балбеса при каком-то посольстве, с которым мама, в подражание модным петербургским прогулкам на Стрелку, ездила на Днепр глядеть на то, как закатывается солнце на другой стороне реки, в Черниговской губернии, — разве он не видел, как ходила мамина грудь и как рдели ее щеки под пудрой, разве он не улавливал в эти моменты много нового и странного, разве он не слышал ее
голос, совсем чужой
голос, как бы актерский, нервно прерывающийся, беспощадно злой к семейным и прислуге и вдруг
нежный, как бархат, как зеленый луг под солнцем, когда приходил Павел Эдуардович.
Приехал капитан Тальман с женой: оба очень высокие, плотные; она —
нежная, толстая, рассыпчатая блондинка, он — со смуглым, разбойничьим лицом, с беспрестанным кашлем и хриплым
голосом. Ромашов уже заранее знал, что сейчас Тальман скажет свою обычную фразу, и он, действительно, бегая цыганскими глазами, просипел...
Необозримые леса, по местам истребленные жестокими пожарами и пересекаемые быстрыми и многоводными лесными речками, тянутся по обеим сторонам дороги, скрывая в своих неприступных недрах тысячи зверей и птиц, оглашающих воздух самыми разнообразными
голосами; дорога, бегущая узеньким и прихотливым извивом среди обгорелых пней и старых деревьев, наклоняющих свои косматые ветви так низко, что они беспрестанно цепляются за экипаж, напоминает те старинные просеки, которые устроены как бы исключительно для насущных нужд лесников, а не для езды; пар, встающий от тучной, нетронутой земли, сообщает мягкую,
нежную влажность воздуху, насыщенному смолистым запахом сосен и елей и милыми, свежими благоуханиями многоразличных лесных злаков…
Желая представить из себя светского человека, он старался говорить как можно более мягким
голосом и прибирал обыкновенно самые
нежные фразы.
— А когда она поднимет глаза, вы сейчас увидите, какому пылкому и
нежному сердцу служат они проводником! а
голос,
голос! что за мелодия, что за нега в нем! Но когда этот
голос прозвучит признанием… нет выше блаженства на земле! Дядюшка! как прекрасна жизнь! как я счастлив!
Милый, с колыбели родной
голос,
нежные, давно привычные слова растопили угрюмость юнкера.
— Ты забываешь мою слабую грудь! — проговорила она
нежным и сентиментальным
голосом и слегка отстраняясь от мужа.
Он вспомнил о прошедшем, вспомнил об отъезде своем из Москвы, за пять лет назад, и в воображении очутился опять в той церкви, где перед отъездом слушал молебен и где сквозь торжественное пение, сквозь шепот толпы, его поразил
нежный и звучный
голос, которого не заглушил ни стук мечей, ни гром литовских пищалей.
— Если вы не проболтаетесь, никто не узнает — просительно-нежным
голосом сказал Саша.
— Гарвей, — сказала она с
нежной и прямой силой, впервые зазвучавшей в ее веселом, беспечном
голосе, — Гарвей, скажите мне правду!
Я помню, очень ясно помню только то, что ко мне быстро обернулось бледное лицо Олеси и что на этом прелестном, новом для меня лице в одно мгновение отразились, сменяя друг друга, недоумение, испуг, тревога и
нежная сияющая улыбка любви… Старуха что-то шамкала, топчась возле меня, но я не слышал ее приветствий.
Голос Олеси донесся до меня, как сладкая музыка...
Мне нравилось, оставшись одному, лечь, зажмурить глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и беспрестанно вызывать в своем воображении ее то суровое, то лукавое, то сияющее
нежной улыбкой лицо, ее молодое тело, выросшее в приволье старого бора так же стройно и так же могуче, как растут молодые елочки, ее свежий
голос, с неожиданными низкими бархатными нотками… «Во всех ее движениях, в ее словах, — думал я, — есть что-то благородное (конечно, в лучшем смысле этого довольно пошлого слова), какая-то врожденная изящная умеренность…» Также привлекал меня в Олесе и некоторый ореол окружавшей ее таинственности, суеверная репутация ведьмы, жизнь в лесной чаще среди болота и в особенности — эта гордая уверенность в свои силы, сквозившая в немногих обращенных ко мне словах.
Нервы мои еще не оправились, и каждый раз, вызывая в памяти лицо и
голос Олеси, я чувствовал такое
нежное умиление, что мне хотелось плакать.
Видеть ежедневно Олесю, слышать ее милый
голос и звонкий смех, ощущать
нежную прелесть ее ласки — стало для меня больше чем необходимостью.
Он страдает, глубоко страдает, и
нежная дружба женщины могла бы облегчить эти страдания; ее он всегда найдет во мне, он слишком пламенно понимает эту дружбу, он все пламенно понимает; сверх того, он так не привык к вниманию, к симпатии; он всегда был одинок, душа его, огорченная, озлобленная, вдруг встрепенулась от
голоса сочувствующего.
— А кто это сказал — тот дурак, — заметил возмужалым
голосом некто Калатузов, молодой юноша лет восемнадцати, которого
нежные родители бог весть для чего продержали до этого возраста дома и потом привезли для того, чтобы посадить рядом с нами во второй класс.
Басов (опускаясь на сено). Я и опять сяду… Наслаждаться природой надо сидя… Природа, леса, деревья… сено… люблю природу! (Почему-то грустным
голосом.) И людей люблю… Люблю мою бедную, огромную, нелепую страну… Россию мою! Все и всех я люблю!.. У меня душа
нежная, как персик! Яков, ты воспользуйся, это хорошее сравнение: душа
нежная, как персик…
Вдруг из глубины зала, слева от сцены, послышался
нежный, робкий, молящий
голос...
Но взор умильный, жар ланит,
Но
голос нежный говорит:
Живи! и пленник оживает.
— Они отнимают тебя у меня! — сказала томно-нежным
голосом Домна Осиповна. — Шутки в сторону: мне решительно некогда с тобой поговорить! — прибавила она.
— «Славься сим, Максим Петрович, славься,
нежная к нам мать!» [«Славься сим, Максим Петрович, славься,
нежная к нам мать!» — Это двустишие, приводимое Бегушевым, заимствовано из рассказа М.Загоскина «Официальный обед»: «Осип Андреевич Кочька или сам недосмотрел, или переписчики ошиблись, только в припеве польского второй стих остался без всякой поправки, и певчие, по писанному, как по сказанному, проревели во весь
голос: “Славься сим, Максим Петрович!
Она остановилась, гордо, несколько на бок, подняла голову, встряхнулась и заржала сладким,
нежным и протяжным
голосом.
В десять часов вечера, когда замолкли звуки в деревне Концовке, расположенной за совхозом, идиллический пейзаж огласился прелестными
нежными звуками флейты. Выразить немыслимо, до чего они были уместны над рощами и бывшими колоннами шереметевского дворца. Хрупкая Лиза из «Пиковой дамы» смешала в дуэте свой
голос с
голосом страстной Полины и унеслась в лунную высь, как видение старого и все-таки бесконечно милого, до слез очаровывающего режима.
В это время раздался легкий стук, дверь слегка приоткрылась и женский
голос стал выговаривать рассудительным
нежным речитативом: «Настой-чи-во про-ся впус-тить, нель-зя ли вас преду-пре-дить, что э-то я, ду-ша мо-я…»
Я вскочил, услышав шаги и
голоса сверху; но то не были
голоса наших. Палуба «Эспаньолы» приходилась пониже набережной, так что на нее можно было опуститься без сходни.
Голос сказал: «Никого нет на этом свином корыте». Такое начало мне понравилось, и я с нетерпением ждал ответа. «Все равно», — ответил второй
голос, столь небрежный и
нежный, что я подумал, не женщина ли отвечает мужчине. — «Ну, кто там?! — громче сказал первый, — в кубрике свет; эй, молодцы!»
Только очень тонкая,
нежная шея да такие же тонкие девичьи руки говорили о ее возрасте, да еще то неуловимое, что есть сама молодость и что звучало так ясно в ее
голосе, чистом, гармоничном, настроенном безупречно, как дорогой инструмент, в каждом простом слове, восклицании, открывающем его музыкальное содержание.
Я долго вслушивался в «плачу» Марфутки.
Голос у нее был хороший, хотя и надсаженный. Но в словах и в самом мотиве «плачи» было столько безысходной тоски, глухой жалобы и
нежной печали!..